«Вряд ли наши читатели знают о том, что в Старом Осколе жили трое участников Отечественной войны 1812 года. Один из них погиб в автокатастрофе, другой – умер своей смертью, а третий, мой друг, жив, дай Бог ему здоровья, до сих пор. Пожелавший остаться неизвестным, он-то и рассказал о войне с Наполеоном Бонапартом.

В жизни всегда есть место подвигу и это доказали старооскольские парни — солдаты призыва 1966 года. В мирное время им пришлось воевать не на Даманском полуострове, не в Чехословакии, а недалеко от Москвы под Волоколамском. Они попеременно стояли насмерть на стороне французской и русской армий, играли роли мирных жителей и мародеров, меняли крестьянские рубахи и солдатские мундиры на кафтаны и камзолы.

Воспоминания друга о войне

Вначале мой друг вспоминал о первых армейских днях, друзьях и командирах, событиях предшествовавших съемкам. Его рассказ прерывался вопросами слушателей, которые ради краткости я не упоминаю. С июня по ноябрь 1967 года он участвовал в съемках последней серии фильма «Война и мир».

— Как я принимал присягу. Сижу в котле и ножом соскабливаю кашу. Кричат мне, иди, присягу будешь принимать. Кое-как меня вытащили из котла, прибегаю, запыхавшись на плац. На меня бросают автомат, суют в руки бумагу, читаю. Отбарабанил текст и снова полез в котел. Вместо занятий ежедневно мы корчевали лес, равняли площадки и ходили в наряды. Командовал нами полковник из дисбата и можете представить как его «любили» солдаты. Спустя какое-то время оказалось, что мы строили танкодром.

В один прекрасный момент, действительно, прекрасный, полковник объявляет необычный приказ: «Нам доверили ответственное правительственное задание. Весь полк выезжает на съемки фильма «Война и мир». Завтра с утра вас погрузят в специальный эшелон, и мы поедем к месту съемок».

Мы, понятно, воодушевились, все-таки съемки. Перед посадкой в вагоны начались беспорядки, которых никто не ожидал. Ребята за короткое время успели познакомиться с местными девушками, ходили в самоволки, обзавелись связями и прощание с ними вылилось в сопли, вопли и слезы. Офицеры бегали, кричали, срывая голос, еле-еле затолкали нас в вагоны.

И вот едем мы… в Москву. Да что ж такое, снова в Москву. Оказалось, чуть дальше, в Подмосковье, в поселок Киряево под Волоколамск. Там сохранился старый монастырь, храм, стены, перед монастырем солидная площадка и большое озеро. Полк остановился километра в трех за речушкой и там мы разбили площадку, поставили палатки, устроили плотинку. Когда ее перед отъездом разобрали, все дно было усеяно бутылками.

Начались наши будни со строительства Москвы

Строили интересно. На площадке возвели около 20 домов, точно уже не помню, стояла целая улица, а в конце ее приезжими спецами из Мосфильма был построен замечательный храм. Знаешь, что бутафория, но впечатление…

Потом начали обкладывать некоторые окна в этом доме железом, но так, чтобы не было заметно. В доме Ростовых сделали несколько больших комнат, к нему бросили резиновую дорогу, не отличишь от булыжной мостовой, там же поставили два вентилятора с обрубленных самолетов ПЕ-2 (пешки). Все актеры, игравшие главные роли размещались в вагончиках. На площадке, понятное дело, чаще всех бывали Соловьев, Бондарчук, но играл он очень мало, чаще работал дублер. Дублеры были у Тихонова, Савельевой, изредка приезжала Скобцева. Пока строили дома, перезнакомились со всей обслугой.

Наши съемки в массовке начались как раз со строительства – это была первая моя роль

Холщевые штаны, подпоясанная рубаха и работа на подхвате, таскали бревна и прочие стройматериалы. Вторая роль досталась посолиднее. В одном из эпизодов к дому подъезжает карета, в одной из них восседаю я с дамой из массовки. Здесь можно было бы и загордиться — из грязи да сразу в князи. Когда начали сжигать Москву, кое-какие эпизоды достались и нам. Делалось это так. В окна вставляли пленку и закладывали пачки пороха. Горение получалось направленное и с дымом. Вначале мы терпеть не могли его, жарко, а к осени стало даже приятно погреться по первым холодам.

Постепенно дошла очередь и до баталий. Нас стали одевать в военную одежду. Помню, привезли много больших ящиков. Каждому взводу, батальону, определили свои цвета. Нам достались красные с буквой «С» — семеновцы. Кивера было изумительно продуманы, сверху картон, цветная материя, лосины. К своим сапогам привязывали специальные накладки, с пуговицами, как положено, две портупеи, на боку палаш, сделанный из алюминия, но тяжелый, сзади ранец, обшитый искусственным мехом, сумка для зарядов. Ружья делали из трехлинейки. Обрезали ствол, приваривали к нему трубу и штык. Сначала мы баловались ими, брали, чтобы пощелкать, а потом поумнели и стали выбирать что полегче.

И началось наше обучение. Основная команда, прозвучавшая на русском языке: «Вы не солдаты Советской армии, вы солдаты Российской армии». Ноги поднимали под 90 градусов, к концу дня подошвы горели, и в ушах звучало бесконечное «бум-бум»… Очень тяжело было, при этом еще разучивали песни, а потом ничего, привыкли. Песню выбрали одну: «Скажи-ка дядя, ведь не даром»…

Часть интересных эпизодов составили сражения, переснимались сцены взятия Смоленска. Мы проходили одной колонной, а другая — играла мародеров, поджигателей. На небольших съемках платили 10 рублей, а на массовые – 15. Деньги по тем временам большие, только доставались они не нам, а местным. Не обходилось без курьезов и смешных эпизодов. Одного нашего солдата сбрасывали на мешки, несколько раз подряд и кто знал, что мешки по сценарию должны взорваться. Солдату надоело падать, и он решил немного полежать, а дубль неожиданно получился. Мешки взорвали, летит наш герой и орет «вай-вай-вай». И смех и грех. В те дни мы все ходили вымазанные, в саже и копоти.

Онравился мне смешной случай с бабкой из местных

Она шла продавать яйца, целое лукошко, и оказалась очень колоритной фигурой. Ее уговорили сняться за 15 рублей, слегка переодели, подготовили к съемке. В очередной батальной сцене с участием конного полка Мосфильма начались взрывы, и лошади, как бы они ни были приучены, шарахнулись в сторону. Одна из них зацепила бабку и та упала. Видимо в жизни она никогда не материлась, а тут не выдержала. Тянет лукошко с разбитыми яйцами и кричит: «Позарилась, мать твою…, разбила все яйца…» Здесь нелишне пояснить, как делались белые шары взрывов. В презерватив засыпали порох, засовывали проволоку и бросали вверх. Все остальное было делом техники.

Интересно было смотреть, как наступает конница. Нам особенно нравилось, когда лавина шла с криком, свистом, шумом, сопровождаемая бесконечными взрывами, падениями, вся в движении. Мы стояли в карэ, в разных местах на поле были закопаны заряды, их взрывали в определенном порядке. Земля летит, бьет по морде, а ты должен стоять. А когда не было солнца или случался перерыв, мы на стадионе придумали свое собственное сражение. Взвод на взвод, рота на роту, даже офицеры участвовали в этом. В чем заключалась борьба. Ударить по киверу. Если по нему попали, он съезжал на уши, и тогда начиналась такая интересная рубка, все приходили смотреть.

Повадились к нам ездить немцы и другие иностранцы, узнали, что здесь идут съемки

Нас снимали. И ничего за это не давали. Мы придумали, как от них отделаться. Однажды толстенький такой немец, попросил нас пройти маршем. Я предложил мужикам такую шутку. Шесть человек идут на него, штыки наперевес, убыстряют шаг, а он снимает. А мы быстрее и быстрее, да еще морды сделали злые, ишь, захотел русских солдат увидеть. Он испугался, попятился и сел на задницу. А в глазах страх! Больше он к нам не подходил.

Потом нас переодели в форму французских солдат. На мне был сиреневый мундир, аксельбанты. Мы сначала должны были сняться в эпизоде входа в город, идти, как бы обтекая церковь. Потом колонны соединялись перед монастырем, съемка велась с монастыря, с епископского балкончика, где стояли Бондарчук и Соловьев. Главное, что требовалось от нас – четкость шага в строю. Один из наших винтовку опустил, так ему сразу три наряда дал командир. Из-за него пришлось всех повернуть, это очень сложно, и делать новый дубль.

Интересно ставились сцены мародерства. На них обычно собирали много народу. Около трех тысяч человек привезли из Москвы в массовку, в ней участвовали не только военные, но и гражданские, пьянка, гулянка, висели настоящие туши, набрали много кур, их держали в клетках. Мы создавали задний фон, жгли костры, пекли большие хлебы. На переднем плане играли в бильярд. Здесь у меня тоже была роль. На меня надели женское бархатное платье, в одной руке бутылка и надо было бегать вокруг бильярда и кричать по-французски, типа «Ура!», и, не помню, что-то еще. В другую руку мне дали куриную ножку, я ее тут же съел, голодный был и потому бегал с бутафорской. Вместо вина была подкрашенная вода, и по роли я ее проливал на платье.

Смешно было, как я одевался в женское платье. Сделал себе соответствующую форму, там, где вам интересно, заложл хороший размер, шляпок не нашел и по случаю спер женский чепчик, у нас даже офицеров так переодевали. Подхожу к замкомполка, подполковнику, он стоял спиной ко мне, откуда я знал, кто это, переодетый же, и типа, эй, ты. Он поворачивается и у меня челюсть отвисает. Народ ржет, а я стою испуганный, бледный. Таких эпизодов было предостаточно за время съемок.

Помнится еще смешной случай

Соловьев разрешает, … вы жарьте, парьте, ешьте…, а там уже всех кур слопали. После съемок три дохлые рыбки лежали. Соловьев потом кричал, … мать вашу, солдаты Советской армии весь хлеб сожрали… А я в это время, когда мои друзья ели кур и рыбу, бегал в женском платье и пил простую воду. Смех смехом, но массовые съемки были тяжелыми и одновременно интересными.

… Скобцева приехала со своей девочкой, она как в фильме снималась, так и здесь вела себя так же, с пренебрежением к окружающим. А девочка, не помню, кто по фильму, но была как игрушечка, мы с ней так возились, что Скобцева оттаяла. На площадке работала очень красивая костюмерша. Есть такая исконно русская женская красота, к которой не прилипает понятие «трахнуть бы ее». Попроси она кого о чем-либо в лепешку бы разбились, а выполнили. А господин Тихонов сидел в своем вагончике и очень много пил. Небритый вылезет, бывало, когда и брился в зависимости от съемок. Кто-то приезжал и уезжал, а он долго оставался на площадке. И приметил он нашу красавицу. Смотрим, Тихонов стал ласковым, подтянутым, он, кстати, хорошо ездил верхом, все знаки внимания ей, белку подарил, где он ее нашел? Учил кататься на лошади, она заулыбалась, а мы уже злиться начали, ревновать. А потом, он снова сел пить, а она – плакать. Вот тогда мы его и возненавидели!

Интересно снималась сцена гибели Ростова

Бондарчук тогда ходил очень злой, настроение хреновое. Снимали эпизод, когда они врываются в церквушку. Мальчик бежит с саблей, потом выстрел… Ему дают саблю, а она ржавая, мат-перемат. Моментально послали за другой, привезли. Специальная машина с аппаратурой не пошла, неровная почва, может потому и психовал Бондарчук. Потом оператор залез в обычную «Волгу», приспособился сзади. Эпизод с убитыми, валяются и мне здесь тоже досталось, … «вот ты, длинный, будешь лежать на облучке…» Я вытащил из кареты пуфики и тут же получил шомполом по заднице, Соловьев кричит: «Что вам здесь, кровать, так укладывайте!»

За работу нас никто не благодарил, от нарядов не освобождал, часто бывало тяжело. Если кто убегал в самоволку его всю ночь искали, спать было некогда.

В фильме использовали много музейных экспонатов, все дорогое, говорили на 1,5 миллиона рублей. Нам запрещали даже курить, вдруг, что запалим нечаянно и, конечно, реквизит охранял часовой.

Помните эпизод в болоте, грязь, Бондарчук приказал выдать нам по стакану водки, чтобы не заболели, закусить. Наш полковник-дисбатовец отреагировал просто: «… не хрена им водку давать…», и для согрева налили по два стакана чаю. В результате двое заболели воспалением легких. Кормили плохо, хотя Мосфильм давал питание, скорее всего отцы-командиры воровали от нас. Был эпизод, когда стоит генерал, разговаривает, а мимо идут раненые солдаты, я тоже там изображал такого. Роста во мне хватало, усы мне приклеили, по лицу пот течет, я подхватил другого. Шестая пара – это я.

Справка

Сценаристы: Василий Соловьев и Сергей Бондарчук, Съемки велись с 1965 по 1967 год с участием всех звезд советского кинематографа. Удостоен премии «Оскар» в 1968 году как «Лучший фильм на иностранном языке». Фильм оказался одним из самых дорогостоящих ($29 млн) даже по мировым меркам, хотя гигантская массовка в 120 тысяч солдат, упомянутая в книге рекордов Гиннеса, практически обошлась бесплатно (был специально создан кавалерийский полк — распущен в начале 1990-х). Картина продана в 117 стран мира.

Фотографии с информацией о фильме взяты с сайта kino-teatr.ru»

запись Сергея Чернева