«Раннее хмурое утро Первого декабря 1825 года (по старому стилю) на мысе Таганий Рог выдалось холодным и пасмурным. С залива дул пронизывающий ветер. Его ледяное дыхание то ослабевало, то набирало силу, бесцеремонно вторгаясь в узкие улочки маленького городка, притулившегося на этой земле. Буйствующие потоки воздуха врывались в тихие дворики, завывали в печных трубах, стучали в окна домов, раскачивали кроны деревьев, гнали по мостовой обрывки газет, какие-то щепки, ветки, валявшиеся у обочин ещё с прошлого вечера.

Жители городка не спешили покидать тёплые постели. Они кутались в одеяла, ворчливо ругали погоду, прислушиваясь к вою ветра на улице. Оставить нагретые места их могли заставить только громко хлопающие ставни или естественные надобности организма, настоятельно просящиеся наружу.

Лишь в одном длинном одноэтажном доме на Греческой улице все жильцы были давно на ногах. Среди бодрствующих преобладали в основном люди знатного происхождения. Говорили об этом мундиры дорогого сукна, уверенные взгляды и изысканные манеры.

Между светских особ бесшумно сновали лакеи. Они услужливо останавливались перед кем-нибудь из господ, выслушивали указания и мгновенно исчезали. Это создавало лёгкую суету и атмосферу нервного, напряжённого ожидания.

В конце коридора показалась дама, пожалуй единственная в этом доме, не считая прислуги. При её появлении мужчины подтянулись, изобразили на лицах почтение и выражение сострадания. Женщина подошла, сердечно поздоровалась с присутствующими, пристально вгляделась в лицо одного из них. Её взгляд был полон ожидания и надежды. Тот опустил глаза, и лицо благородной дамы помрачнело.

Пробило десять. Двери одной из комнат распахнулись, и показался человек с бледным хмурым лицом. Множество глаз устремилось на него. Тот же устало махнул рукой и пригласил женщину в помещение. За ней прошло ещё двое мужчин, и двери закрылись.

Томительные минуты ожидания

Прошло полчаса, сорок минут. Без четверти одиннадцать двери комнаты открылись вновь. На пороге возник высокий статный человек. Он окинул взглядом замерших в ожидании людей и дрогнувшим голосом сказал: «Господа, только что скончался император Российской империи Александр Первый».

Таков сценарий последнего часа жизни Великого Российского императора Александра Первого (1777-1825). Он умер 19 ноября (1 декабря) 1825 года в городе Таганроге во время инспекционной поездки по Крыму. Причину смерти исторические источники называют разную: указывают брюшной тиф, холеру, вероятнее же всего это была сильная простуда, давшая осложнение на мозг.

Стояла поздняя осень, передвигался император верхом на коне. Сильный ветер вполне мог продуть государя. Тот же терпеть не мог никаких лекарств и никогда их не принимал. Уже чувствуя озноб и слабость, он продолжал поездку до тех пор, пока болезнь не уложила его в постель.

В последние минуты жизни Александра Первого возле него находились: жена Елизавета Алексеевна, князь Пётр Михайлович Волконский, сопровождавший императора во всех поездках, лечащие врач Яков Васильевич Виллие, врач императрицы Конрад Конрадович Штофреген, а также барон Иван Иванович Дибич, ближайший друг умирающего и начальник главного штаба.

Сразу после смерти тело усопшего вскрыли, внутренности вынули и произвели бальзамирование. Через неделю гроб с телом отправили в Санкт-Петербург. Транспортировка заняла два месяца. По прибытию в столицу, труп императора был представлен членам царской семьи.

Мать Александра Первого Мария Федоровна отметила, что лицо сына выглядит очень похудевшим и измождённым. Другие родственники разделили мнение убитой горем женщины. Прах почившего самодержца был выставлен в Казанском соборе для прощания, а затем погребён в императорской усыпальнице рода Романовых Петропавловском соборе.

Хронология событий вполне обыденна

Однако уже почти на протяжении двухсот лет Александр Первый и тайна его смерти не дают покоя историкам. На чём же основано столь непонятное беспокойство учёных умов? Для этого нужны веские основания, бросающие тень сомнения на столь скорбное для Российской империи событие. Основания действительно есть. Базируются же они на различного рода фактах и предположениях, а также воспоминаниях современников тех далёких лет, которые и будут изложены ниже.

Слухи о том, что со смертью государя что-то нечисто, зародились буквально на следующий день после его кончины. Первой ласточкой был рассказ солдата, нёсшего караульную службу в ночное время возле дома, где жил император со своей свитой. Служивый поведал своим собратьям по оружию о странном эпизоде, произошедшем сразу после полуночи, за сутки до кончины самодержца.

Двери чёрного хода открылись, и на улицу шагнул человек, закутанный в длинный плащ. Солдат не посмел его окликнуть, так как имел приказ проверять только тех, кто желает попасть внутрь апартаментов, а не выходящих пропускать беспрепятственно. Неизвестный повернулся к часовому спиной и быстро пошёл прочь. Он обогнул угол дома и сел в стоящую неподалеку двуколку. Та сразу же тронулась и мгновенно растаяла в темноте.

Всё было бы ничего (мало ли кто бывает у царя и его окружения), но и со спины солдат узнал императора. Высокий рост, характерная походка, наклон головы – раньше служивый множество раз видел этот образ и не мог ошибиться. Удивило его только то, что все говорили о болезни Александра Первого: якобы он лежит в постели и очень плох. Даже соборный протоиерей два дня назад приезжал, — а тут на тебе.

Данная история получила продолжение в рассказе одного из денщиков барона Дибича

Незадолго до смерти царя, генерал-адъютант дал денег своему подручному и приказал раздобыть поношенный длинный плащ и ещё кое-что из старой одежды. Тот всё выполнил в точности, купив нужное у одного из местных жителей.

Барон вещи себе не забрал, а велел отнести в государевы покои и передать самой императрице Елизавете Алексеевне. Денщик явился к государыне, правда саму её не лицезрел, а имел дело со служанкой, которой лично в руки упакованный свёрток и вложил.

Ещё один странный случай подлил масла в огонь. Охрану государя и его свиты несла третья рота Семёновского полка. За несколько дней до скоропостижной кончины Александра Первого, в этом воинском подразделении проштрафился унтер-офицер Струменский. Характерно то, что он был очень похож на императора, ростом только пониже.

По существующим в то время правилам, виновного в дисциплинарном нарушении прогоняли сквозь строй. Означало это следующее: в две шеренги, лицом к лицу, выстраивались солдаты, каждый из них держал в руке шпицрутен (длинный прут из лозняка). Провинившегося пускали сквозь живой коридор, и тот семенил между своими собратьями, вобрав голову в плечи и держа руки по швам. Солдаты же были обязаны хлестать несчастного лозняком по всем возможным местам.

Кто-то бил от души, кто-то не очень. Всё зависело от симпатии или антипатии к наказываемому. Судя по всему, Струменского в роте не любили, так как до конца строя он не дошёл, а упал на землю и умер от нанесённых травм.

Погибший был православным христианином, поэтому его забрали в церковь на отпевание, но из божьего храма солдаты тело не выносили, чтобы предать земле на городском кладбище. Им велели отправляться в роту, никак не объяснив причину такого приказа. Что стало с умершим, кто его захоронил, где – неизвестно.

Дальнейшие события выглядят ещё более загадочными. Касаются они непосредственно императрицы Елизаветы Алексеевны. Вдова не поехала сопровождать гроб с телом мужа в столицу, а осталась в Таганроге. Объясняется это её плохим самочувствием: женщина страдала сердечной недостаточностью, смерть же Александра Первого усугубила заболевание.

Императрица Елизавета Алексеевна

Почувствовала она себя лучше лишь через четыре месяца. К этому времени и погода наладилась: прекратились дожди, потеплело, подсохли дороги. Выехала вдовствующая императрица из Таганрога 22 апреля (4 мая) 1826 года. В пути ей опять стало худо, и уже совсем больная прибыла она 3 мая (15 мая) вечером в город Белёв, расположенный в 80 верстах от Калуги.

Остановилась она здесь в доме купца Дорофеева. Приближённые постарались как можно лучше организовать её быт, но чувствовала себя Елизавета Алексеевна всё хуже и хуже. Ближе к утру 4 мая (16 мая) 1826 года вдова Александра Первого скончалась.

Мать покойного императора Мария Фёдоровна, обеспокоенная состоянием здоровья невестки, ехала ей навстречу из Санкт-Петербурга. Смерть опередила великосветскую даму всего на несколько часов. По прибытию, Мария Фёдоровна повелела забальзамировать тело усопшей и доставить его в столицу со всей возможной скоростью. Всё было выполнено в точности, и похоронена была Елизавета Алексеевна рядом с мужем в Петропавловском соборе.

Таковы бесстрастные факты истории, дающие общую картину событий и не обращающие внимания на частности, потому как те второстепенны и для официального повествования никакого интереса представлять не могут. В данном случае повествование не официальное, поэтому нужно упомянуть о ряде, на первый взгляд, ничего не значащих встреч, имевших место ещё при жизни вдовствующей императрицы в Таганроге.

Отмечено, что во время проживания в этом городе, в период с декабря по март, Елизавета Алексеевна много раз общалась с людьми набожными и странствующими. Был среди них мужчина высокого роста и статный. Человек видимо праведной жизни и большой святости, так как оказывали ему особое внимание и даже допускали в личные покои понёсшей тяжёлую утрату женщины.

Лица его никто рассмотреть не мог, так как входил он к императрице всегда скромно опустив голову, а покрыта сверху она была капюшоном. После же этих встреч видели женщину очень расстроенной, а иногда и с красными глазами либо наоборот, с умиротворённым лицом и светлым взором. В конце марта этот странник пропал и больше не досаждал Елизавету Алексеевну своим вниманием.

Ради исторической объективности нужно добавить, что внезапная смерть матушки-императрицы породила впоследствии слух: якобы вовсе и не умерла она, а стала затворницей Сыркова монастыря под именем Веры Молчальницы. Правда ли это, нет – пусть историки разбираются. Что же касается её супруга, то точку здесь ставить рано. Повествование об Алесандре Первом и тайне его смерти только начинается.

Божий странник Фёдор Козьмич или Александр I

После описанных событий прошло одиннадцать лет. Много всякого в Российской империи за это время произошло, неизменными остались только дороги, о плохом состоянии которых, как раз в те годы, писал Н. В. Гоголь. Досаждали они всем, особенно же телегам, скрипевшим и стонавшим на сплошных колдобинах. Из последних, собственно, и состояли связующие города и деревни трассы, а потому работа кузнеца была делом очень денежным и прибыльным.

Вот на такой телеге и въехал 4 сентября 1836 года в Кленовскую волость Красноуфимского уезда Пермской губернии пожилой мужчина. Лошадёнка у него была так себе: не под стать хозяину. Тот же вид имел очень представительный: гордая осанка, хороший рост, широкие плечи, голубые глаза, тронутые сединой белокурые волосы. Ему бы красоваться на горячем скакуне, ловить восхищённые взгляды дам, так нет же – сидит в разваливающейся телеге и правит чахлой лошадью.

Добраться сумел странник, только, до ближайшей кузницы. Тут, как по заказу, колесо у телеги отвалилось, а лошадь захромала на левую ногу. Что бы ездок делал, если бы в чистом поле такое приключилось – трудно сказать. Здесь же ситуация была вполне благоприятная. Кузнец живо откликнулся на такое происшествие: помог и лошадь распрячь, и телегу подпереть.

Будучи же человеком общительным, стал странника расспрашивать: кто он, откуда, да как зовут. Тот же повёл себя скованно и скрытно. На вопросы отвечал уклончиво, неопределённо, а иногда и просто отмалчивался.

Всё это кузнеца насторожило…

Всё это кузнеца насторожило, но виду он не подал, а предложил незнакомцу переночевать в деревне. Тот согласился и был отведён сыном кузнеца в дом, жильцам которого, в порядке очереди, надлежало принимать странствующих людей на ночлег.

Сам же мастеровой дошёл до старосты и рассказал ему о странном путнике. Тот передал информацию властям, и на следующее утро пожилого мужчину задержали, так как никаких документов при нём не было. Во время допроса назвал тот себя Фёдором Козьмичём Козьминым шестидесяти лет отроду, а вот сказать какого происхождения и откуда родом — отказался. Признался, только, что неграмотный: в те годы такое было совсем не редкостью.

Состоялся суд. За бродяжничество странника приговорили к двадцати ударам кнутом и сослали в Сибирь, определив срок наказания в пять лет. Направили же его по этапу в Мариинский уезд Боготольской волости Томской губернии.

Путь был трудный далёкий, шли пешком в кандалах. Многих арестантов такие условия выматывали, отбирали все силы. Люди болели, некоторые умирали. Фёдор Козьмич держался молодцом. Он помогал выбившимся из сил идти, поддерживал отчаявшихся добрым словом и молитвой.

Арестанты, вначале смотревшие на него с подозрением из-за скрытности и не желании о себе что-то рассказывать, постепенно оттаяли душой и стали относиться с уважением. Конвой же, видя перед собой человека глубоко набожного, искренне стремящегося облегчить участь людей, через какое-то время снял с Фёдора Козьмича кандалы, что никогда не практиковалось при подобных передвижениях.

В марте 1837 года прибыли ссыльные в город Томск

Здесь каждому заключённому определили место, где свой срок отбывать. Старца (так все уже уважительно Фёдора Кузьмича величали) направили в деревню Зерцалы. Оттуда уже определили на Краснореченский винокуренный завод.

Находился он от деревни в двадцати двух верстах и представлял из себя одно из старейших и крупнейших казённых производств в Сибири. За год здесь производилось десять тысяч вёдер водки. Расходилась она по всем ближайшим губерниям и даже отправлялась за Урал. Вот в таком месте и должен был старец работать в качестве разнорабочего весь определённый ему судом срок.

С учётом же преклонного возраста, поручали ему дела лёгкие, не требующие больших физических усилий. Вскоре он был полностью освобождён от работ, но в праздности не сидел: вёл с людьми беседы духовного содержания, ухаживал за больными, малым же детям рассказывал географию и историю. Авторитет его быстро вырос, так как люди в общении с ним находили успокоение и обретали веру в будущее.

В 1842 году срок ссылки Фёдора Козьмича закончился. По всей видимости уезжать ему было некуда, так как он сразу согласился на приглашение казака Белоярской станицы (8 вёрст от деревни Зерцалы) Семёна Сидорова пожить у него. Относился казак к старцу с огромным уважением и построил ему келью-избушку.

Здесь старец прожил несколько месяцев почти в полном уединении. Скорее всего, именно, к этому он и стремился, так как общения с людьми не искал, время же проводил в молитвах и прогулках по лесу.

Всё изменилось, когда к Сидорову приехал погостить его хороший знакомый казак Березин. Служил он долгое время в Санкт-Петербурге и часто видел императора Александра I.

После знакомства с Фёдором Козьмичём, Березин не смог скрыть крайнего удивления и волнения…

Вначале он упорно молчал, не решаясь ничего говорить, но потом поделился своими сомнениями с товарищем. По его словам, старец был, как две капли воды, похож на покойного императора.

Какие либо делать выводы казаки воздержались, но томимые любопытством и самыми фантастическими предположениями, решили осторожно расспросить старца о его прошлом. Тот же на их окольные вопросы ничего отвечать не стал, а вскоре собрал свои скромные пожитки и уехал в деревню Зерцалы.

Здесь он нашёл прибежище в доме поселенца Ивана Иванова. Был это человек бедный, семейный, дом имел небольшой. В тесноте да не в обиде Фёдор Козьмич пережил у него суровую сибирскую зиму. По весне же поселенец предложил крестьянам срубить старцу келью.

Один из зажиточных жителей деревни, из уважения к богомольному человеку, отдал под келью старый овечий хлев. Крестьяне отремонтировали строение и получилось очень удобное жилище. В нём старец поселился и прожил шесть лет.

Годы эти для него были очень насыщенными и интересными. В келье Фёдор Козьмич проводил только зимние месяцы, летом же посещал соседние деревни, а один раз даже ушёл в тайгу и работал на золотых приисках Попова рабочим. Общавшиеся с ним жители близлежащих мест, все как один, отмечали большую физическую силу старца и отменное здоровье.

Не забывал Федор Козьмич и крестьянских детей

Долгими зимними вечерами обучал он их грамоте, учил считать, рассказывал историю государства Российского, знакомил с заморскими странами и обычаями народов, живущих в тех землях. В этих вопросах проявлял старец глубокие знания, чем показывал себя человеком грамотным и образованным.

В 1849 году Фёдор Козьмич поддался на уговоры крестьянина Ивана Латышева. Тот уже давно предлагал праведному человеку переехать жить к нему на пасеку. Здесь, в двух верстах от села Краснореченского, прямо на берегу реки Чулыма, построил Латышев чудную келью.

В этом уютном месте прожил старец до середины 1951 года. Видимо устав от прежних путешествий, жил одиноко и обособленно. Старался принимать только странников. Через них получал корреспонденцию, которая приходила к нему из Европы. О чём были те письма, кто ему писал — неизвестно.

Иногда приезжали на пасеку солидные люди. Судя по одежде, были то и священнослужители, причём не малого сана, и чиновники больших чинов. Старец уединялся с ними в келье, о чём-то долго беседовал. Говорили, что часто такие разговоры велись на французском языке.

Фёдор Козьмич и сам писал письма, также передавал их через странников. Почту же игнорировал категорически, хотя с ней было бы надёжнее. Такое странное недоверие к почтовому ведомству наводить на мысль, что не желал праведный человек открывать случайным людям имена адресатов.

Покрытое мраком неизвестности прошлое старца, его таинственное поведение породили множество слухов среди людей. Народная молва предполагала, что Фёдор Козьмич в прежние времена являлся высоким духовным лицом. Он оставил свой пост и поселился в уединённом месте, вдали от власти и искушений.

Старец никто иной как бывший император Александр I

Скоро же, однако, среди местных жителей пополз иной слушок: старец никто иной как бывший император Александр I. Виновником же такой версии стал священник Иоанн Александровский. До недавнего времени жил он в Санкт-Петербурге, видел покойного государя в те годы, когда тот был у власти.

Будучи натурой недобросовестной, Александровский совершил богопротивное деяние и был сослан в ссылку. Попал он в село Краснореченское. Как и все любопытствующие, пожелал встретиться со старцем. Близко Фёдора Козьмича удалось ему лицезреть пару раз – эти встречи произвели на новоприбывшего сильное впечатление, так как праведник имел поразительное сходство с почившим императором.

Такие слухи вскоре дошли до старца. По этому поводу тот никак высказываться не стал, но пришёл к Латышеву и сказал, что устал от людского внимания и хочет перебраться в другое место. Присмотрел он полянку в тайге, в десяти верстах от деревни Коробейниковой, и просит помочь своего благодетеля перевести туда келью.

Среди девственной природы, вдали от назойливого внимания людей, прожил Фёдор Козьмич с июля 1851 по октябрь 1854 года. Постепенно и в эти места ходоки дорожку протоптали. Опять не стало покоя старцу, и перебрался он к деревне Красная речка. Совсем недалеко от неё основал новую келью среди густого леса.

В этих местах произошло его знакомство с купцом Семёном Феофантьевичем Хромовым. Тот с огромным уважением относился к набожному человеку и уговорил старца переехать к нему на заимку, расположенную в четырёх верстах от города Томска.

Переезд состоялся в ноябре 1858 года, и уже до конца своих дней Фёдор Козьмич жил либо в келье на заимке, либо в доме купца на Монастырской улице в Томске. Вели эти два человека частые беседы, и однажды купец попросил старца назвать своё истинное имя. Тот же ответил: «Нет, это не может быть открыто никогда. Об этом меня просил преосвященный Иннокентий и Афанасий, и им то же сказал, что говорю тебе, панок».

Несмотря на это его заявление, томский иеромонах Рафаил впоследствии утверждал, что старец ему исповедовался и назвал себя. Тайну же исповеди иеромонах разглашать не стал, потому как не было у него такого права. Подобное говорил и духовник Фёдора Козьмича протоирей Красноярской кладбищенской церкви Пётр Попов. От него Фёдор Козьмич принимал святые дары (причастие) и был очень откровенен. Протоирей также категорически отказался назвать истинное имя загадочного старца.

Конец 1863-го года

К концу 1863 года, сразу в начале зимы, случилась оттепель. Неожиданное потепление среди холодов со многими играет коварную шутку. Не избежал её и Фёдор Козьмич. Видимо ходил он распахнутый, не укутывался в тёплые одежды. Продуло его ветром, и слёг человек с серьёзной простудой.

Было ему в ту пору 86 лет. Возраст далеко не молодой, да и организм хоть и крепкий, но многочисленными постами и молитвами ослабленный, не мог в должной мере противостоять болезни. Поэтому становилось старцу всё хуже и хуже. В январе 1864 года почувствовал он себя совсем плохо. По настоянию купца Хромова, перебрался он с заимки к нему в дом. Здесь ему обеспечили должный уход, пытаясь хоть как-то отдалить неотвратимо надвигающуюся смерть.

За несколько дней до кончины старца, купец отважился ещё раз спросить у того истинное имя. Федор Козьмич ответил сухо и отчуждённо: «Это бог знает». Больше на эту тему он разговаривать не стал.

Умер божий человек 20 января (1 февраля) 1864 года на 87-ом году жизни в доме купца Хромова. Похоронен был на кладбище Томского Богородице-Алексеевского мужского монастыря. На деревянном кресте над могилой сделали надпись: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича».

Семён Феофантьевич Хромов разобрал вещи усопшего. Им были обнаружены: распятие из слоновой кости дивной работы, орденская цепь Андрея Первозванного (орден являлся высшей наградой Российской империи), псалтырь с надписью: «Сей псалтырь принадлежит Саранской Петропавловской обители рясофорному монаху Алексею Золотарёву».

Самым же интригующим были записи, представляющие из себя две бумажные ленты, исписанные с обеих сторон мелким почерком. Прочитать написанное было невозможно, так как это был шифр. Для справки нужно заметить, что до наших дней так никто и не смог разгадать тайную информацию, содержащуюся на узких полосках бумаги.

Больше никаких ценностей у покойного не нашлось. Через два дня после его смерти был сделан карандашный рисунок, изобразивший Фёдора Козьмича на смертном одре. Это единственный портрет загадочного старца.

Карандашный рисунок Фёдора Козьмича на смертном одре

Вся его жизнь была окутана непроницаемой завесой тайны

Такая загадочность породила слух, что Фёдор Козьмич являлся никем иным как российским императором, не умершим в Таганроге, а скрытно покинувшим город и перевоплотившимся в странствующего божьего человека. И вот уже почти двести лет Александр Первый и тайна его смерти не дают покоя всем тем, кто неравнодушен к истории отечества.

Гипотез и предположений на эту тему множество. Большинство исследователей склоняется к мысли, что сибирский старец и император — одно и тоже лицо. Те же, кто находится в меньшинстве, утверждают обратное, ссылаясь на подробные записи последних дней жизни Александра Первого, на медицинское заключение и всенародные похороны.

Необходимо также отметить тот факт, что все те, кто присутствовал у постели умирающего самодержца, никогда в последствии не говорили ничего такого, что могло бы бросить тень сомнения на кончину Александра Первого – может их уста связала клятва молчания?

Такое вполне возможно допустить, но как тогда быть с большим количеством сопровождающих лиц. Среди них были не только дворяне, которые также могли взять на себя обет молчания, но и многочисленная челядь: люди низкого происхождения, имеющие слабое представление о чести, достоинстве и верности данному слову.

Император конечно мог никого и не посвящать в свои планы, кроме жены. Но вот реально ли было ему вначале притворяться смертельно больным на глазах у всех, а затем незаметно покинуть наполненный людьми дом?

А труп двойника в гробу – это уже тянет на современный триллер. Кто всё это организовывал, кто выполнял? Эдак можно додуматься до того, что унтер-офицера Струменского специально убили, чтобы положить в царский гроб его тело. Тут уже попахивает коммунистическими временами. В набожной патриархальной царской России такое было просто немыслимо.

С другой стороны необходимо учитывать личность Александра Первого: характер, мировоззрение, отношение к человеческим ценностям. Его по праву считают одной из ключевых фигур XIX века.

Как политик Александра Первый состоялся полностью

При нём границы Российской империи значительно расширились, получили толчок многие реформы, полезные для государства; разработан проект отмены крепостного права, выиграна Отечественная война 1812 года.

Если же говорить о характере императора, то по оценкам современников основными его чертами являлись неискренность и скрытность. Самодержец обладал гибким умом, обаянием, легко располагал к себе собеседника, очаровывал людей своей непринуждённостью и простотой в общении. В то же время верить его словам и напускному расположению было неосмотрительно.

Истоки двуличности Александра Первого исходили из детства, когда мальчику приходилось общаться то с отцом Павлом I, то с бабкой Екатериной II, на дух не переносящих друг друга. Ребёнок вынужден был подстраиваться под обоих и, угождая одной стороне, стараться тем самым не испортить отношений с другой. Такая выработанная гибкость сослужила ему в последствии хорошую службу во внешнеполитических играх, но в общении со своими подданными выглядела не очень красиво.

Необходимо отметить также такие черты характера императора как эмоциональность, впечатлительность и ранимость. Судя по всему, он не был уверенным в себе человеком, часто колебался в принятии решений и иногда шёл на поводу у более сильных и волевых людей.

Власть Александр Первый получил в результате заговора, о котором прекрасно знал. Он только не предполагал, что заговорщики убьют отца, наивно считая, что тот будет лишь арестован и добровольно отречётся от престола в пользу сына. Такой сценарий развития событий вряд ли был возможен, учитывая характер Павла I, и намерения тех людей, которые составили ему оппозицию.

Как бы там ни было, вольно или невольно, Александр Первый стал соучастником убийства своего отца

По всем человеческим и церковным законам отцеубийство считается одним из тягчайших грехов. Нести по жизни такой груз человеку с утончённой и ранимой психикой – задача очень сложная и тягостная. Со временем душа запросит очищения и избавления от столь тяжёлой ноши. В таких случаях выход один: посвятить свою жизнь служению богу, чтобы постоянными молитвами и праведной жизнью заслужить прощение.

Мучили императора подобные душевные метания, нет – неизвестно: чужая душа потёмки. Но если мучили, то хватило ли у Александра Первого воли и силы духа добровольно отказаться от власти и уйти странником в мир простых людей, или же умер он от внезапной болезни, так и неосуществив задуманное, – ответа на этот вопрос нет.

Одним словом, пока загадка таинственного старца не разгадана. Но XXI век, это не XX. В наши дни существует такое понятие как генетическая экспертиза. Всем известно, где лежат останки Фёдора Козьмича, имеются также представители рода Романовых. Впрочем, это вопрос компетенции уже людей облечённых властью. Найдут они целесообразным такую экспертизу провести – тогда Александр Первый и тайна его смерти перестанут тревожить умы людей.

В заключении хочется заметить, что страдал император некоторыми физическими дефектами. Слышал государь плохо на левое ухо и имел близорукость. Так вот, по воспоминаниям очевидцев известно, что старцу Фёдору Козьмичу также «медведь на левое ухо лапой наступил». Что же касается зрения, то и в довольно преклонные годы видел божий человек вблизи очень хорошо. Это может быть косвенным свидетельством близорукости в более молодом возрасте. Хотя это ничего не доказывает – мало ли людей с похожими симптомами.»

Cтатью написал ridar-shakin

Источники: К.В. Кудряшёв «Александр Первый и тайна Фёдора Кузьмича»

Д.С. Мережковский «Александр Первый»